Ведьмы Гекаты, шакалы-оборотни и неспокойные мертвецы: кубанская хтонь от истоков до наших дней
На носу 31 октября, день, когда всякого рода неравнодушная общественность по всей стране традиционно негодует по поводу празднования «заморско-бесовского» Хэллоуина, требуя его осудить и запретить. Да, отмечание кануна Дня всех святых, — а именно от вполне себе христианского названия All Hallows’ Eve, то есть «канун Дня всех святых», и происходит название столь нелюбимого некоторыми праздника, — до начала 90-х на Кубани и вправду не наблюдалось. Зато здесь всегда хватало самого что ни на есть посконного колдовства, ведьмачества и прочей чертовщины, ведущей свое начало из темной глубины веков.
Хэллоуин, как известно, в ходе своего формирования, смешал христианские элементы с языческими традициями почитания мертвых. Как раз особое внимание к потусторонней стороне мира, являлось одной из отличительных черт Боспорского царства — первого известного государства, большая часть которого находилась на территории современного Краснодарского края. Об этом, в частности, писал российский историк Юрий Виноградов в статье «Феномен Боспорского государства в отечественной литературе», описывая как могли воспринимать новые края античные греки, впервые прибыв на земли Кубани:
«Важным элементом адаптации было осознание себя в новых землях, в этой скифской пустыне с ее бескрайними просторами и многоводными реками, берущими начало где-то в неведомых землях, может быть, даже в потустороннем мире… Осознание своей сопричастности к судьбам пограничья, при этом пограничья между миром известным, реальным и миром неизвестным, нереальным, потусторонним, на Боспоре, возможно, ощущалось острей, чем в других греческих центрах региона… Значение боспорской культуры больше, можно сказать, символичней, а лежащая на ней печать «мертвенности» чрезвычайно показательна… Об исключительном значении потустороннего мира для боспорян свидетельствует не только удивительное богатство и разнообразие предметов погребального инвентаря, но и бросающееся в глаза великолепие боспорских склепов».
— писал Виноградов.
Эти высказывания подтверждаются и археологией. В 2018 году учёными Фанагорийской археологической экспедиции, финансируемой фондом «Вольное дело» Олега Дерипаска, был раскопан на Тамани алтарь неких хтонических божеств, где совершались кровавые жертвоприношения. «Хтонические» – то есть подземные, связанные с загробным миром, демонами и мертвецами.
Среди этих божеств особенно выделялась Геката, богиня Луна, покровительница ведьм и колдунов, их наставница в знании ядовитых растений и многих других колдовских практик. О связи этой богини с нашим регионом, указывается в частности в изданном совместно Институтом археологии РАН и фондом «Вольное дело» первом томе сборника «Фанагория. Результаты археологических исследований»:
«Почитание Гекаты отразилось в антропонимах Гекатоним и Гекатей. Если имя Гекатей пользовалось спросом у жителей различных полисов на протяжении всей античности, то на имени Гекатоним следует остановиться отдельно... Имя Гекатоним маркирует время рождения его носителей в ночь новолуния, когда в частных домах совершались ежемесячные жертвоприношения Гекате. С течением времени имя Гекаты почти перестало использоваться в антропонимии, что, по всей видимости, было связано с преобладанием хтонических функций богини в её почитании в позднеэллинистическое и римское время. На первый план выступил образ трехликой Гекаты, покровительницы колдовства и ночных демонов, а не факелоносицы, помощницы Деметры...»
— пишут исследователи.
Имя Гекатей носил и царь синдов — древнего народа, неясного происхождения, проживавшего на территории будущей Горгиппии (находилась в районе современной Анапы). С Гекатой связываются и самые знаменитые колдуньи античности — Медея и Цирцея, представляемые жрицами, а порой даже дочерьми Гекаты. Обеих, кстати, тоже можно считать связанными с Кубанью: обе античные «ведьмы» родились в царстве Колхида, частично расположенном на территории современного Краснодарского края. О том, какие формы мог принимать культ их грозной покровительницы, именуемой Трехликой (названной в честь её власти над тремя мирами) и Неодолимой, как и многими другими звучными эпитетами, можно понять хотя бы и из отрывка из «Аргонавтики» , где античный герой Ясон, предводитель похода за золотым руном и возлюбленный Медеи, по её совету взывает к трехликой богине.
«Хворост зажёг, и из смеси потом сотворил возлиянье, громко на помощь в борьбе Гекату-Бримо призывая. К ней воззвав, устремился он вспять. Заклинаниям внемля, из сокровенных глубин поднялась она, ужас-богиня, к жертвам Язоновым. Всю кругом ее обвивали страх наводящие змеи, ветвями увенчаны дуба; факелов вмиг засверкали огни без числа; залилися сразу подземные псы вкруг богини пронзительным лаем…»
— написано в «Аргонавтике».
О том, что обитатели античной Кубани не чурались колдовства, свидетельствуют и новые находки Фанагорийской археологической экспедиции, что совсем недавно представил миру Фонд Олега Дерипаска «Вольное Дело». В этот раз интерес вызвала золотая пластина IV века н. э. с таинственными знаками, которые ученые интерпретировали как любовный заговор. Текст приворота вытеснен изящным курсивом, а по краям обрамлён магическими символами. Среди них выделяется омега — последняя буква греческого алфавита, которая, по замыслу автора, приводила заклинание в действие. Другая подобная находка, — свинцовая пластина с двумя мужскими именами, — вероятно, тоже имела магическое назначение, но противоположного характера. По версии археологов, житель древнегреческого полиса написал на свинце имена своих недоброжелателей, пожелав им бед и неудач. Такие проклятия бросали в колодцы или закапывали в свежие могилы, как посвящение подземным божествам, которым, как мы уже выяснили, широко поклонялись на Боспоре.
Схожие магические заклятия находят и при раскопках в древнегреческих колониях Египта. Обычно к ним прилагались инструкции, уточняющие, что, чем и на чём писать. Обычно заговор представлял собой непереводимые формулы, но встречаются и прямые обращения к богам: «Сделайте так, чтобы (имя) полюбил меня». Считалось, что для исполнения желания пластина должна быть из определенного металла — золота, серебра, бронзы или свинца. Возможно, выбор металла для обращения связывался и с определенным богом или богиней, к которой взывал обращенный: свинец, как уже говорилось, посвящался подземным богам, а вот золото могло увязываться с Гелиосом, богом солнца, часто вызывавшимся в древнегреческих магических ритуалах, включая и любовную магию. Также на «азиатской» стороне Боспорского царства, — частью которого считалась Фанагория, — особенно широко почиталась богиня любви Афродита, к которой также могли взывать за помощью в любовных делах.
Учитывая широко распространенный на Боспоре религиозный синкретизм, также как и общий культурный контекст региона, не исключено, что эти, на первый взгляд, относительно благостные божества, могли иметь свою «темную» сторону. Так, в римское время Гелиос порой отождествлялся с хозяином царства мертвых Аидом/Плутоном, о чем говорит, например, посвятительная надпись из Смирны (современный турецкий Измир). Она описывает святилище I–II веков, посвященное шести богам, среди которых упоминается и «Плутон Гелиос». Не исключено, что подобное именование отражало позаимствованное у египтян представление о ночном Солнце, путешествующем через царство мертвых. Внучкой Гелиоса считалась и помянутая ранее Медея. Что же до Афродиты, то и она имела свою темную сторону, отразившуюся в таких её эпитетах, как Скотия («мрачная»), Андрофонос («губительница людей») и Эпитимбия («погребальная»).
В III-IV веках нашей эры Боспорское царство начало приходить в упадок под ударами варваров. Первый сокрушительный удар нанесли явившиеся с запада германские племена готов. Некоторое время они хозяйничали на Боспоре, превратив его в базу для разбойничьих набегов на Римскую империю. У готов, согласно некоторым преданиям, также имелись свои ведьмы — галиурунны. Их название могло быть связано с представлениями о магических рунах (этими письменами владели готы, как и другие германские племена) или с прорицаниями в целом. Есть также версия об их связи с некромантией: в именовании haliurunnas, первый элемент halju, мог относиться к царству мертвых Хель или же одноименной германской богине, владычице царства мертвых. Второй элемент их названия мог соотноситься с древнегерманским rinnan «бежать», то есть само название галиурунны означает что-то вроде «бегущие к Хель», подразумевая под этим шаманское путешествие в царство мертвых. Как бы то ни было, короли готов не пожелали их видеть в своих новых владениях и изгнали галиурунн на восток. Об этом пишет, например, готский историк Иордан в своём труде «Деяния гетов».
«Король готов Филимер, сын великого Гадариха, после выхода с острова Скандзы, пятым по порядку держал власть над гетами и, как мы рассказали выше, вступил в скифские земли. Он обнаружил среди своего племени несколько женщин-колдуний, которых он сам на родном языке называл галиуруннами. Сочтя их подозрительными, он прогнал их далеко от своего войска и, обратив их таким образом в бегство, принудил блуждать в пустыне. Когда их, бродящих по бесплодным пространствам, увидели нечистые духи, то в их объятиях соитием смешались с ними и произвели то свирепейшее племя, которое жило сначала среди болот, – малорослое, отвратительное и сухопарое, понятное как некий род людей только лишь в том смысле, что обнаруживало подобие человеческой речи».
— пишет Иордан
«Болота», среди которых жило «малорослое племя гуннов», некоторыми историками ассоциируется с восточным берегом Азовского моря, что в древности порой именовалось «Меотийским болотом». Именно гуннские каганы были одновременно и последними царями Боспора со столицей во всё той же Фанагории. И именно гунны впоследствии разгромили царство готов в Северном Причерноморье, частично включив готов в состав собственного войска, а частично — изгнав на запад, в пределы Римской империи. Так было запущено так называемое Великое Переселение Народов, став одной из главных движущих сил падения Рима.
Что же до самих галиурунн, то неясно, отправились ли они вместе с гуннами на запад, разделив с ними тягостные последствия распада гуннской орды, или же остались в тех самых местах, где они породили «свирепейшее племя». Так или иначе, галиурунны исчезают со страницы истории, но не заканчивается история кубанского колдовства и прочей чертовщины. На смену греческим служительницам Гекаты и германским провидицам приходят уже сугубо местные персонажи из фольклора адыгов, их собственные ведьмы-удды. И хотя их вроде бы ничто не связывает с их предшественницами, но в лучших традициях германской Вальпургиевой ночи они обзавелись собственной «Лысой горой» — не хуже немецкого Брокена или исландской Геклы, где также собирались ведьмы. Эта гора — Собер-баш или Собер на территории нынешнего Северского района. Об этой горе писал выдающийся советский этнограф Леонтий Люлье в своей работе «Материалы для истории черкесского народа».
«Между черкесами существует поверие, что удды весною, в известную ночь, собираются на вершине горы, называемой Себеркуасха, приезжая туда верхом на животных всякого рода, как домашних, так и диких. Гора этого имени (на картах Собер-оаш) находится в земле Шапсугов, в верховьях речки Убин, в одном из отрогов, отделяющихся от главного Кавказского хребта. Она замечательна по своей высоте, резко отличаясь от прочих возвышенностей, и видна издалека. Ночь проводят они в пиршестве и плясках, а перед рассветом, схватив мешки, в коих у них содержатся все блага земные, а у других – всё вредное человечеству, в том числе и болезни, разлетаются по домам своим. Те из уддов, которым мешка не досталось, гонятся за другими, стараясь отнять у них оные. Таким образом, все болезни, коими страдает человечество весною, приписываются уддам»,
— написал Люлье.
В адыгских легендах поминается и своего рода Баба-Яга — Нагучица, старуха с железными зубами и огромными, перекинутыми через плечо, грудями. Она обладает чародейской силой и гипнотическим даром, может предсказать судьбу, но может и съесть человека. Еще один подобный персонаж — Цеунеж — тоже старуха, живущая в лесу, людоедка и мать ста великанов, также весьма охочих до человеческой плоти. Демонические черты обретают и иные героини нартского эпоса, такие как прорицательница Тхашерипху или Акуанда — необыкновенная красавица, чья белая грудь светится как солнце. Встреча с ней представляется губительной для героя, как воплощение пагубной женской красоты, угрожающей его мужественности (интересно, что в иных источниках изгнание готами галирунн оправдывалось тем, что они своими ласками склоняли воинов к отказу от боя). Отсюда и определения вроде: «Акуанда, сука-ведьма, ведьма новоявленная…»
Изобиловала адыгская мифология и иными жутковатыми персонажами, такими как многоголовые великаны-людоеды — иныжи; драконы — благъуэ; гигантские орлы с железными клювами и когтями — бгэжи; «лесные женщины», алмасты, с безобразными лицами и длинными распущенными волосами; «лесные люди» мэзыли, поросшие шерстью и с острым топором на груди, которыми мэзыл пронзал своих жертв.
Отдельно стоит рассмотреть и такого персонажа нартского эпоса — Еминежа, злого духа, сочетающего черты дракона и иныжа. В отличие от других мифических образов, Еминеж не имеет четких очертаний и может перевоплощаться во что угодно. У адыгов было поверье, что если на семью или группу людей обрушивались большие несчастья, это дело рук Еминежа. Об этом, например, свидетельствует предание, как большая семья Коековых, состоящая более чем из ста человек, однажды ночью вымерла почти вся. Посетившие семью утром люди, обнаружили в живых лишь одного младенца. Тогда они сказали, что «в доме побывал Емин, поэтому ребёнка нужно срочно вывезти из этого села. Так и сделали…». Возможно с данным поверьем было связано и адыгское название холеры — емын, то есть Еминеж отождествлялся ещё и с духом болезней.
Но даже он уступает в своей пагубной силе другому персонажу адыгских, точнее абазинских легенд — Дашкалу. Рассказ о нём приводит в своём труде «Воспоминания кавказского офицера» барон Федор Торнау, русский военный разведчик и дипломат XIX века. Проезжая мимо горы Диц (ныне хребет Скирда в Кавказском биосферном заповеднике), он пишет следующее:
«Вид этой горы чрезвычайно пасмурен и оправдывает сказание о ней, напоминающее в одинаковой мере Прометея и Антихриста. Имам Хази, с неподдельным страхом, указал мне на чёрное отверстие, находившееся на самом верху горы, прибавив: худое тут место для каждого живого человека. Это выход из огромной пещеры, спускающейся под самое основание горы. В глубине её лежит Дашкал. Прикованный к горе семью цепями, перед разрушением мира он явится между людьми для смущения их и восставит брата против брата, сына против отца. Возле него лежит большой меч, который он напрасно усиливается достать рукой, потому что его время ещё не пришло. Когда он с досады начинает потрясать цепи, тогда горы дрожат и земля колеблется от одного моря до другого. Время его не совершилось ещё, но когда оно настанет, тогда он схватит меч, разрубит оковы и явится на свет губить человеческий род. Я спросил: «Кто же видал Дашкала?» — «Как! да на это не решится ни один человек! Избави Аллах! Говорят, один абазинский пастух по глупости спустился в пещеру и, увидав Дашкала, от испуга сошел с ума». Горцы действительно боятся горы Диц и даже близко не подходят к ней»,
— написал Торнау.
С появлением на Кубани казаков — уроженцев украинских и южнорусских земель, — в истории кубанской чертовщины открылась новая глава. Она оказалась весьма объемистой, что и неудивительно, учитывая, что, например, казаки-черноморцы явились из тех краев, где никогда не было недостатка в ведьмах, чертях, русалках и прочей нечисти. Эти поверья отразились в повестях и рассказах Николая Гоголя, Ореста Сомова и малоизвестного автора Александра Кондратьева. Именно он, в своем романе «На берегах Ярыни» изобразил ведьмовское сборище: с одной стороны, схожее с традиционными шабашами на Вальпургиеву ночь, а с другой — имеющее свои неповторимые особенности.
«По знаку, данному Чёрным Козлом, вновь загремел громко бубен из кожи удавленника, запищали гнусливо в дудки из мертвых костей болотные бесенята, громко подражали трубному звуку не нашедшие себе загробного покоя опившиеся некогда музыканты. Чёрный Козел открыл бал с худощавой, по-господски причесанной белокурой ведьмой. Светлые, широко раскрытые глаза последней были совершенно неподвижны, как будто никого и ничего вокруг не видя. Следом за ними, с неимоверною легкостью, закружилась в одиночку, потрясая захваченною с собой метлой на длинной гнущейся палке, взлохмаченная старуха. Хлопая себя пятками по заду, запрыгала с визгом, тоже в одиночку, молодая рыжая ведьма. Крича и воя, завертелась вокруг них в хороводе, вперемешку с ведьмами, нечистая сила. Молодой ведьме казалось, что она летает по воздуху в сильных объятиях Змея. Кто-то, ушибленный ею, пытался отнять её и, схватив за обе ноги, убежать, кто-то царапнул больно по заду. Аниска от кого-то отбрыкивалась, хохотала от щекотки и кричала что было мочи. Наконец одетый в красный кунтуш кавалер вырвал свою подругу из толпы и посадил её к себе на плечи. Сверху Аниске удалось на миг рассмотреть, что значительная часть танцевавших переплелась уже в самых разнообразных и неожиданных сочетаниях, частью на земле, частью продолжая двигаться и даже плясать. В этот миг Змей, исполнявший замысловатый, заставлявший дивиться его гибкости танец, обо что-то или о кого-то споткнулся, и Аниска опять свалилась вместе с ним в кучу нечистых, с воем и пыхтением барахтающихся в объятиях у ведьм. Она вновь почувствовала, что её кусают, мнут, лижут и щиплют, дышат на нее сивухой и какими-то жуткими смрадными запахами, и это продолжалось до тех пор, пока вырвавшийся от облепивших его колдуний Огненный Змей не поднялся на ноги и опять не отбил от толпы свою подругу»,
— написал Кондратьев.
Вера в ведьм легко прижилась и на Кубани, став общераспространенной среди местного населения. «Приезжайте вы в любую станицу, хутор или селение, — сообщал корреспондент «Кубанских областных ведомостей» в 1909 году, — и спросите на улице первую попавшуюся женщину: «Что, ведьмы, у вас есть?» Она непременно скажет: «Сколько угодно!» Да ещё назовет их по именам, фамилиям, где живут, и расскажет про них разные небылицы, и в дополнение будет уверять вас, что видела сама своими глазами, как баба-ведьма оборачивалась собакой, свиньей, кошкой, колесом и прочими оборотнями...».
В станице Новоминской записано поверье, что ведьма может принять даже облик пера, о чем писал в статье «Персонажи народных верований в их отношении к домашнему скоту» этнограф, кандидат исторических наук и руководитель проектов по сохранению традиционной культуры кубанского казачества Центра «Казачья Воля» Антон Зудин.
«Вот сядэ хозяйка доить — литае пырьина. Як можно подумать, шо это чоловик литае. И ото вона облитае — молока больше нэ получишь. Или кровью доится, или совсим нымае... Богато тоди портылы коров»,
— сообщается в статье «Персонажи народных верований в их отношении к домашнему скоту».
В станице Дмитриевской считали, что перед тем как начать свое грязное дело, ведьма расставляла в подвале пустые кувшины, что во время порчи наполнялись молоком чужих коров. В закубанских станицах считалось, что у ведьмы всегда в достатке молока и масла, которые она продает на рынке. В станице Григорьевской Северского района наличие большого количества молока у ведьмы объясняли и тем, что она собирала его от всех гадов, обитающих в реке, в марлевую сумочку, в которую откидывался творог.
«А потом вона, значить, на речку ходыла оци сумкы стирать. Шо творог откидала. Когда откидала цэй творог, душила в тих сумочкы, пошити таки з полотна. Так вона як начала стирать ти сумочкы, так до нэи из ерика, из ричкы и через ричку до той воды усэ вона со всякого насекомого молоко бэрэ. И гадюкы, и желтобрюхы, и крысы, и мыщи, и жабы, и черепахы. Усэ до нэй лизэ. А потом вона опять же якусь молытву знае. Вот так той сумочкой раз навпэрэхрэст, два, тры. И воны поплылы. Уси засучало и вэрнулось всэ. Значить, вона зи всёго на свете збирае молоко и людэй кормэ»,
— сообщается в статье «Персонажи народных верований в их отношении к домашнему скоту».
Сборник кубанского фольклора «Народная проза Кубани» приводит более современные свидетельства о встречах жителей региона с нечистой силой.
«Есть у меня соседка, тетя Дина. Вот она мне рассказывала про ведьму, которая у них на улице жила. Все говорили, что она нечистыми делами занимается... Это было в 1954 году, когда Тимашевск станицей был. Жила тётка с семьей возле вокзала. Однажды муж её уехал в командировку, и она одна с ребёнком осталась. И тут стала она замечать, что у неё на веранде молоко пропадает. Она его в кувшин наливала и оставляла там, на веранде, возле окна на столе. И так было долго, всё время, пока мужа дома не было. Тётка рассказала соседке, и та ей посоветовала, чтобы она не ставила больше молоко возле окна. Тётка так и сделала, и на несколько дней молоко перестало пропадать. Потом муж её приехал, и она уже не боялась. Как-то позабыла и опять молоко возле окна поставила. И вот сидят они, ужинают на веранде. И вдруг видят: в окне руки появляются, обычные человеческие, но только такие мохнатые, шерстью заросшие. Эти руки кувшин схватили, исчезли, только слышно было, как молоко в другую посуду переливается. И кувшин снова на месте появился, только пустой. Они, конечно, все испугались, остолбенели, прийти в себя не могли, а когда очнулись, подбежали к окну, смотрят, а от окна какая-то фигура отходит: с виду коза – голова козлиная, рога, ноги козлиные, и только руки человеческие, ну, те, что они в окне видели. Мохнатые. А на плече какая-то сумка, наверное, с молоком. Потом соседи говорили, что эта коза – та женщина-ведьма, которая у них на улице жила, и что такое и раньше случалось с другими»,
— сообщается в «Народной прозе Кубани».
Описывает сборник и представления о местных ведьмачьих сборищах.
«Как-то две девушки в ночь на Ивана Купалу пошли в лес – искать цветок папоротника – и увидели огонёк на островке посреди Кубани. Они, решив, что растёт папоротник, перебрались туда и увидели костёр, вокруг которого собрались странные люди: на самом высоком месте сидел старик с козьей головой, а вокруг него располагались женщины, одетые в лохмотья. Вся эта компания что-то шептала и подбрасывала в огонь коренья растений. Девушки испугались и осторожно, чтобы никто не заметил, переплыли Кубань обратно. С тех пор островок зовется ведьминым»,
— сообщает «Народная проза Кубани».
Не только ведьмы, но и колдуны вольготно чувствовали себя в Кубанской области. В 1901 году корреспондент газеты «Кубанские областные ведомости» Г. Маликов сообщал, что на хуторе Каменномостском Майкопского отдела появился маг, имевший при себе двух гадюк. Хозяин кормил их хлебными крошками и после остатки пищи доедал. Это стало поводом к заключению, что маг — «шайтан». Чародей занимался раскопками древних курганов. Если раскопки обещали быть успешными, псалтырь и ножницы при прочтении псалма обращались сами собой на восток. По словам хуторян, труды мага не оказались напрасными. Ему удалось выкопать золото. Никто не решился помешать «археологу», так как тот заранее предупредил, что напустит змей полную хату или выморит скот.
От историй о колдунах недалеко и до оборотней, и эти существа вполне присутствуют в кубанском фольклоре. Об этом говорит, например, быличка, записанная в 1997 году в станице Махошевской.
«Лет 25 назад был у нас в станице такой случай: поймали оборотня. Сначала по всей станице стали куры пропадать и молоко у коров. Либо совсем пропадает, либо скисает. А всем известно, что, если молоко скисает, то это значит: нечистая сила где-то рядом. Ходили к бабке одной, она у нас порчу снимает, так она сказала, что это оборотень. Да и многие в то время по ночам вой жуткий слышали. А как его поймаешь? И страшно, и кого именно ловить не знаешь. У Власовых, что у колодца живут, его собака покусала, так кровь даже свежая, какая-то черная была. А Полька-дурочка, т. е. сумасшедшая девушка, часто говорила, что видела, кто это, и что он к ней приходит, да только, кто ж ей поверит... Но бабка, та, что колдует, сказала, что это правда. И когда мужики собрались, взяли ружьё и пошли к дому Полины — выслеживать оборотня. И он взаправду прибежал, и прыг в окно. Ждали, пока выскочит, чтоб на улице убить, не в хате же. А когда он выскочил, все и увидели, что это шакал. Только он от них к реке сбежал, там-то на берегу его и убили. Пока люди сбежались, он мужиком стал. И все его узнали, это был Петрович — местный, одинокий мужик. Пил много. Жена у него давно умерла, а детей у них не было. Был он хорошим плотником, гробы и стулья хорошие делал. Мог и красивую мебель сделать, но это когда не пил, так что очень редко. Так вот, когда шакал в оборотня превратился, т. е. в человека, то на руках у него шерсть была, как у волка. Батюшка наш местный запретил его на кладбище хоронить, так и похоронили его за оградкой. Говорят, в полнолуние туда шакалиха приходит и воет, но я не слышала»,
— сообщает Воронежский историко-экологический сайт
Встречались в кубанских быличках и домовые, весьма почитаемые станичниками. Таковых на Кубани называли «хозяином», что характеризует его отношение к живущей в доме семье и хозяйству: он — старший в доме, охранитель. В станице Кубанской отмечено поверье, что в хозяйстве будет вестись скотина той масти, которой придерживается и сам домовой, выступающий в обличье змеи. Нередко домовой связывался и с миром мертвых: для восточнославянских представлений вообще довольно характерно соотношение домового с «умершим членом семьи, предком рода; который за грехи назначен Богом в услужение живым домочадцам; умершим без покаяния мужчиной». В некоторых текстах сказано, что он может принимать образ умершего мужа, и, как и другие персонажи низшей мифологии, например, змей или черт.
Вообще, «хэллоуинская» тема неспокойных мертвых известна как казачьему, так и адыгскому фольклору. Так, на дороге между Таманью и Старотитаровской, до революции, согласно местным поверьям, находилась могила «Пужайко» — некоего мертвеца, что ночью выходил из могилы, страшно сверкая своими дикими глазами и нападая на людей, чтобы растерзать их или уволочь с собой в могилу. В этой легенде очевидно влияние по тем временам не такой уж далекой Кавказской войны (1817—1864): якобы в могиле был похоронен некий «черкес», при жизни ненавидевший казаков и точно также стремящийся причинить им вред и после смерти. Эта легенда перекликается с адыгским поверьем о хададжаде — восставшем из могилы мертвеце, который не мог упокоиться из-за своих земных грехов или умер неоплаканным.
Другой рассказ о неупокоённом мертвеце записал один из первых кубанских краеведов Фёдор Арканников. Он повествует о женщине из станицы Убеженской (современный Успенский район Краснодарского края), к которой стал ходить её мёртвый муж. От этих визитов женщина страшно похудела и спаслась лишь тем, что заварила на печи чугунок без воды. Когда мёртвый супруг спросил: «Как можно варить без воды?» Она парировала: «Как может мёртвый муж ходить к живой жене?» После этого неугомонный покойник больше не появлялся.
«Посещали» Краснодарский край и русалки: в быличке о Фомке-неудачнике, пошедшем топиться в Кубань, русалки не только отговорили его, но и устроили ему впоследствии нормальную жизнь. Некоторые из них могли принимать «книжный», хорошо знакомый всем облик девы с рыбьим хвостом, другие ближе к традиционным восточнославянским представлениям, где русалки могли утопить в реке, защекотать до смерти или обглодать человеку пальцы. Все они могли принимать облик птицы, шакала с необычно тонким хвостом или, наоборот, бесхвостой лисицы.
Вера в нечистую силу не ушла с Кубани и по сей день, принимая самые разные формы. Чего стоит хотя бы могила «ведьмы» – богатой екатеринодарки Марты Турищевой – на Всесвятском кладбище. Согласно городским легендам, женщина занималась чёрной магией и спиритизмом, а после смерти её призрак часто появляется на кладбище. В 2011 году в СМИ мелькали сообщения о ведьме из станицы Челбасской Каневского района, дело которой разбиралось в местном Совете по профилактике, в который входят представители местной администрации и правоохранительных органов. Как сообщала «Каневская ТВ», на очередном заседании обсуждались жалобы соседок на некую Клавдию, которую 5 женщин обвинили в том, что она: «подбрасывает в огород поминальные свечи, сыплет проклятиями, окропляет красной тряпкой, бормоча заклинания на болезнь и смерть...»
«В итоге у одной старушки картошка не родит, у другой — нога отнялась»,
– сообщалось в репортаже из станицы Каневской.
Так что кубанца, реально знающего исторические и культурные ценности региона, никаким заморским Хэллоуином не удивить и не запугать. Ведь, положа руку на сердце, так ли уж и отличаются заокеанские ведьмы и вампиры, от аналогичных персонажей казачьего или адыгского фольклора? Эту-то местную традицию, ведущую своё начало как бы не со времён античности, уж точно не остановить никакими запретами.
